Неточные совпадения
— Ты прекрасно рассказал и все мне так живо напомнил, — отчеканил Версилов, — но, главное, поражает меня в
рассказе твоем богатство некоторых странных подробностей, о
долгах моих например. Не говоря уже о некоторой неприличности этих подробностей, не понимаю, как даже ты их мог достать?
Теперь, после
долгого, но, кажется, необходимого объяснения мы возвратились именно к тому моменту нашего
рассказа, на котором остановили его в предыдущей книге.
Кетчер махал мне рукой. Я взошел в калитку, мальчик, который успел вырасти, провожал меня, знакомо улыбаясь. И вот я в передней, в которую некогда входил зевая, а теперь готов был пасть на колена и целовать каждую доску пола. Аркадий привел меня в гостиную и вышел. Я, утомленный, бросился на диван, сердце билось так сильно, что мне было больно, и, сверх того, мне было страшно. Я растягиваю
рассказ, чтоб
дольше остаться с этими воспоминаниями, хотя и вижу, что слово их плохо берет.
По
рассказам соседей, он в продолжение трех дней съедал только один фунт хлеба, и так очень
долгое время.
Все это я счел
долгом доложить вам, благосклонный читатель, затем, чтобы показать, как трудно и щекотливо бывает положение следователя, а отчасти и затем, чтобы вы могли видеть, какой я милый молодой человек. А затем приступаю к самому
рассказу.
Все мы, выслушав это последнее признание Ивана Северьяныча, впервые заподозрили справедливость его
рассказа и хранили довольно
долгое молчание, но, наконец, кто-то откашлянулся и молвил...
Старосмыслов опять остановился, как бы вопрошая, как я об этом полагаю. Но
рассказ этот до того спутал все мои расчеты, что я
долгое время ровно ничего не мог полагать. И вдруг у меня в голове сверкнула мысль...
Причем называют его general и слушают его
рассказы о том, как он был однажды сослан на каторгу, как его секли кнутом, как он с каторги бежал к бурятам, dans les steppes, [в степи]
долгое время исправлял у них должность шамана, оттуда бежал — в Китай… et me voila a Paris. [и вот я в Париже]
Его просили неотступно: дамы брали его за руки, целовали его в лоб; он ловил на лету прикасавшиеся к нему дамские руки и целовал их, но все-таки отказывался от
рассказа, находя его
долгим и незанимательным. Но вот что-то вдруг неожиданно стукнуло о пол, именинница, стоявшая в эту минуту пред креслом карлика, в испуге посторонилась, и глазам Николая Афанасьевича представился коленопреклоненный, с воздетыми кверху руками, дьякон Ахилла.
В день, с которого начался наш
рассказ, Елена
дольше обыкновенного не отходила от окна.
Я по-прежнему ничего не скрывал от сестры и в письмах тогда же передал ей весь
долгий и горький
рассказ Надежды Николаевны.
Зачем тебя смущать
Рассказом долгих, горьких заблуждений?
Все, что далее будет следовать за сим, изложено частию по личным воспоминаниям автора и свидетельствам других, вполне достоверных очевидцев, частию же по
рассказам самого покойного Бенни, с которым автор состоял в
долгих и прочных дружеских отношениях, не прекращавшихся до высылки Бенни из России.
Его просили неотступно, дамы его брали за руки, целовали его в лоб; он ловил на лету прикасавшиеся к нему дамские руки и целовал их, но все-таки отказывался от
рассказа, находя его и
долгим и незанимательным. Но вот что-то вдруг неожиданно стукнуло об пол; именинница, стоявшая в эту минуту пред креслом карлика, в испуге посторонилась, и глазам Николая Афанасьевича представился коленопреклоненный, с воздетыми кверху руками дьякон Ахилла.
Другой несчастный, замешанный в эти же
долги, попал в тюрьму и приговорен был к ссылке; но, заключает бедняк
рассказ свой, «великодушие общего нашего милостивца, большого боярина, участь его облегчило.
«Боже! — думал я, глядя на него, — пять лет всеистребляющего времени — старик уже бесчувственный, старик, которого жизнь, казалось, ни разу не возмущало ни одно сильное ощущение души, которого вся жизнь, казалось, состояла только из сидения на высоком стуле, из ядения сушеных рыбок и груш, из добродушных
рассказов, — и такая
долгая, такая жаркая печаль!
И вспомнил я наш мирный дом
И пред вечерним очагом
Рассказы долгие о том,
Как жили люди прежних дней,
Когда был мир еще пышней.
Михайло Иванович, о котором я слышал много
рассказов, рекомендовавших в самом ярком свете его предприимчивость, доходившую до дерзости в начале здешней карьеры, — теперь трусил, как баба, и мне поневоле приходилось из-за этого проводить с ним скучнейшие вечера и
долгие ночи на пустынных станках угрюмой и безлюдной Лены.
Из груди Маруси вырвался
долгий вздох, почти стон… Ее лицо выражало необыкновенное, почти страдальческое участие, и мне невольно вспомнилась… Дездемона, слушавшая
рассказы Отелло об его похождениях среди варваров. Тимофей, с неожиданным для меня инстинктом рассказчика, остановился, поковырял в трубке и продолжал, затянувшись...
— Вы с ним были
дольше, чем я. Я только и слышал его
рассказ.
Ольга Петровна. Вы, Алексей Николаич, в
рассказе отцу забыли ему напомнить, что прежде, чем я обратилась к вам, я писала ему и со слезами просила его заплатить мой
долг, а он мне даже не отвечал на мои письма.
Певец чистой, идеальной женской любви, г. Тургенев так глубоко заглядывает в юную, девственную душу, так полно охватывает ее и с таким вдохновенным трепетом, с таким жаром любви рисует ее лучшие мгновения, что нам в его
рассказе так и чуется — и колебание девственной груди, и тихий вздох, и увлаженный взгляд, слышится каждое биение взволнованного сердца, и наше собственное сердце млеет и замирает от томного чувства, и благодатные слезы не раз подступают к глазам, и из груди рвется что-то такое, — как будто мы свиделись с старым другом после
долгой разлуки или возвращаемся с чужбины к родимым местам.
А пока еще люди не были изучены до мелочей один другим, пока еще
рассказы и анекдоты не повторялись в бесконечных изданиях, и однообразие
долгого плавания не заставляло отыскивать друг в друге слабости, раздувать их и коситься до первого порта, новые впечатления которого снова оживляли кают-компанию, и люди, казавшиеся на длинном переходе несимпатичными, снова делались добрыми и хорошими товарищами, какими они и были на самом деле.
В этом письме она сообщала мнимому опекуну о любви своей к князю Лимбургу и о намерении вступить с ним в брак, изъявляла сожаление, что тайна, покрывающая доселе ее происхождение, подает повод ко многим про нее
рассказам и что сделанные ею незначительные
долги преувеличены с целию иметь возможность поскорее воспользоваться ее сокровищами.
Зато с девичьей моей командой отношения становились все ближе и горячее. Тесно обсев, они жадно слушали мои
рассказы о нашем кружке, о страданиях народа, о великом, неоплатном
долге, который лежит на нас перед ним, о том, что стыдно жить мирною, довольного жизнью обывателя, когда кругом так много страдании и угнетения. Читал им Надсона, — я его много знал наизусть.
Во время летних прогулок — на копне сена или на обрыве над речкой Выконкой, в дождливые дни — в просторной гостиной, на старинных жестких диванах красного дерева, — я им
долгие часы рассказывал или читал, сначала сказки Гоголя и Кота-Мурлыки, «Тараса Бульбу», исторические
рассказы Чистякова, потом, позже, — Тургенева, Толстого, «Мертвые души», Виктора Гюго.
Спешим оговориться, что обращение графа с остальными его дворовыми, а также и его подчиненными, ни чем не разнилось вообще от обращения помещиков и офицеров того времени, и если
рассказы о его жестокостях приобрели почти легендарную окраску, то этим он обязан исключительно тому, что в течение двух царствований стоял одиноко и беспартийно вблизи трона со своими строгими требованиями исполнения служебного
долга и безусловной честности и бескорыстной преданности государю.
Если вы наслушались
рассказов о том, что хозяйки обкрадывают своих пансионерок, вводят их в
долги, держат их у себя в неволе — это все фантазия, одна фантазия…
Быть может это происходило оттого, что она сама не располагала большими деньгами, глядя из рук мужа, но только ему приходилось прибегать к вымышленным
рассказам о бедственном положении его семьи, о старых студенческих, его беспокоящих,
долгах, о чем будто бы ему сообщают и напоминают в получаемых им из Москвы письмах, и только тогда княгиня, желая его утешить, раскошеливалась, но при этом, — он это заметил, — на ее лицо всегда набегала какая-то тень.
Перспектива
долгой разлуки с Домашей, которую он искренне любил, вдруг до боли сжала ему сердце, но это было на одно мгновение. Далекая Москва, город палат царских и боярских хором, о которых он столько слышал
рассказов, предстал его молодому воображению и распалил любопытство.
Степан Васильев в
долгие вечера рассказывал Петру о былом времени; любознательный Петр слушал, не перебивая и не отвлекаясь ничем от нити
рассказа.
За чаем началась между друзьями задушевная беседа о пережитом, передуманном и перечувствованном в
долгие годы разлуки.
Рассказ Карнеева, прожившего эти три года прежней однообразной жизнью труженика науки, вдали от общества, от мира, полного соблазнов, не представлял из себя ничего выдающегося, не заключал в себе ни одного из тех романических эпизодов, которые яркими алмазами украшают воспоминания юности.
Он увлекся
рассказом, глаза его горели, в его голосе, против его воли, слышалось радостное сознание исполненного им священного
долга.
Та же фальшь сквозила и в движениях женщины: она передвинулась на стуле и даже протянула вперед шею, точно приготовилась к
долгому и внимательному слушанию: а когда Валя неохотно приступил к
рассказу, она тотчас же ушла в себя и потемнела, как потайной фонарь, в котором внезапно задвинули крышку.
Следя за
рассказом о борьбе
долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни.